На ebay - теперь и Дантон!

Вчера на ebay был продан весьма занятный предмет:

RARE SCULPTURE CARICATURE
en terre cuite
Pot à tabac ou projet de la 2ème moitié du XIXème
terre cuite d'atelier - pièce unique
artiste anonyme - aucune signature

dans le goût des oeuvres de Jean-Pierre Dantan (1800-1869)
Quelques ressemblances avec la tête du révolutionnaire Georges Danton (1759-1794)...

Dimensions:
Hauteur: 17 cm
Diamètre base: 13,5 cm
Poids: 1 kg 400

настольная терракотовая табакерка, несколько напоминающая голову Дантона

Вот еще несколько фотографий

Вот еще несколько фотографий

Там есть и еще - можете посмотреть по ссылке...

Мне эта табакерка напомнила многочисленные терракотовые миниатюры-шаржи, которые делал Оноре Домье с своих известных современников - к примеру,

вот эти из музея Карнавале

вот эти из музея Карнавале:

- ироничное изображение Джоакино Россини

или

Адольф Тьер, еще не успевший стать палачом Коммуны...

...Похоже, однако, в середине XIX века кто-то очень сильно *любил* Дантона...

---

И вновь у нас ebay!

В конце августа на ebay был продан весьма интересный рисунок:



Лист с рисунком большого размера - 69,5 cm par 49,5 cm - имеет подпись: "DESSINE PAR C.-L. DESRAIS EN 1794".

Портрет явно срисован с хорошо нам знакомого оригинального

большого рисунка физионотрасом

большого рисунка физионотрасом



- но рисовальщику, - вероятно, не очень опытному, - почему-то не понравился прямой чуть вздернутый нос Робеспьера, очевидно, не соответствующий его представлению о героической личности, и он пририсовал ему небольшую горбинку... (Рискну предположить, что сам рисунок и большая часть подписи выполнены до 9 термидора - последняя строчка, не соразмеренная по длине с остальными, явно дописывалась позднее...)

Несколько дней назад на ebay появился еще один портрет:



"Tableau XVIIIÈME Portrait avocat gentilhomme juriste Robespierre ?" - пишет продавец, не утверждая категорично (в отличие от многих других!), что это именно Робеспьер... - Но ведь похож! действительно похож! - и кроме того, состояние самого артефакта, явно извлеченного со старого чердака, где некогда холст натянутый на раму (54 cm x 65,5 cm) использовался для утилитарных хозяйственных нужд... - нетрудно предположить, что был заброшен на чердак, когда изображенный на нем персонаж их почитаемого героя превратился в презираемого злодея, чьи изображения хранить небезопасно...

Вот еще два изображения -

в более крупном масштабе

в более крупном масштабе:





(все изображения кликабельны!)

---

Сен-Жюст и армия

Хотя Луи-Антуан Сен-Жюст и не является военным деятелем Великой Французской революции, роль, которую он сыграл в организации обороны Франции во II году Республики, в создании боеспособной армии нового типа, была весьма значительна (могла бы сказать - неоспорима, - если бы она не оспоривалась некоторыми из его коллег!).
Те, кому интересен этот сюжет, могут найти в Рунете кое-какие весьма интересные материалы, к примеру, в библиотеке Vive Liberta:
- Альбер Собуль О миссии Сен-Жюста в Рейнскую армию (брюмер II года Республики) (1960). — статья с публикацией потрясающей силы человеческого документа - составленного Сен-Жюстом post-factum по памяти реестра его постановлений и посланий за первые три с половиной недели миссии в Рейнскую армию
- Лариса Морщихина. Военная деятельность Антуана Сен-Жюста - интернет-публикация 2000 г., достойная быть не только сетевой
- Рассказ Вилли Бределя Комиссар Рейнской армии (Новый мир, 1939, № 8) - к сожалению, в данный момент не доступен в этой библиотеке...

Еще одна статья:
- Чупрун Н.И. Сен-Жюст и организация обороны Франции в 1793 г. (1956) — на персональном сайте ее автора.

Сегодня добавляю к ним две статьи Анатолия Петровича Левандовского:
- «Свобода должна победить...» (Миссия Сен-Жюста в Эльзасе) // Человек и закон. 1981. № 9. С. 114-127
- Арденнская миссия Сен-Жюста // Вопросы истории. 1982. № 7. С. 115–121
(если ссылки сразу не откроются, обновите или повторите их)

И еще небольшой этюд:
Т.А. Черноверская.

Сен-Жюст в армии

Сен-Жюст в армии

Миссии Луи-Антуана Сен-Жюста к Рейнской и к Северной армии занимают особое место не только в его биографии, но и в истории Великой Французской революции: даже те, кто негативно относится как к самой этой революции, так и к Сен-Жюсту как одному из якобинских лидеров, не могут не признать высокую эффективность его деятельности с точки зрения организации обороны Франции в критический момент ее истории, его роль в изгнании врага с территории страны. Эта эффективность была обеспечена сочетанием мер политического, социально-экономического и военного характера, среди которых далеко не последнее место занимает непосредственная работа с личным составом армии — от генералов до рядовых. При этом Сен-Жюст, являясь представителем гражданской власти при сражающихся армиях, демонстрирует достаточно хорошую осведомленность в армейских делах.

Первые сведения об армейской жизни Сен-Жюст получил от своего отца, кавалерийского офицера, выслужившегося из рядовых в ордонансной роте герцога Беррийского и награжденного орденом Святого Людовика. Очевидно, именно из отцовских рассказов — то преклонение перед простым солдатом, что проявляется уже в его юношеской поэме «Органт», опубликованной в мае 1789 [8, p. 18–19], а также — стремление, вопреки воле матери, тоже вступить в военную службу. Стремлению этому не суждено было осуществиться. Однако уже в первые месяцы Революции, когда, вслед за Парижем, в провинции начинают формироваться подразделения Национальной гвардии, Сен-Жюст выступает одним из инициаторов создания такого отряда в Блеранкуре, затем, выбранный офицером, отправляется во главе своего отряда помогать в организации подобных подразделений в соседних городках, и в результате — делегируется в качестве почетного командира батальона Национальной гвардии дистрикта Шони департамента Эна для участия в Празднике Федерации в Париже 14 июля 1790, в первую годовщину падения Бастилии.

Следует напомнить, что Национальная гвардия, созданная 13 июля 1789 г. [2, с. 349–350], представляла собой гражданскую военизированную организацию, которая формировалась по принципу территориальной милиции, и в дальнейшем стала основой для формирования волонтерских батальонов действующей армии, в особенности с того времени как 11 июля 1792 г. Национальное собрание приняло декрет, провозгласивший «Отечество в опасности» [2, с. 355]. Не исключено, что мы могли бы вскоре увидеть Сен-Жюста среди молодых генералов, но месяц спустя произошли события, открывшие перед ним иную перспективу: 10 августа была свергнута монархия и объявлены выборы в Национальный конвент, и на момент начала этих выборов ему уже было требуемые 25 лет.

О стремлении Сен-Жюста найти свое место на политическом поприще свидетельствует не только его неудавшаяся попытка быть избранным в Законодательное собрание, но и опубликованный накануне выборов, в июне 1791 г. политический трактат «Дух Революции и Конституции во Франции». В этом трактате он затрагивает и вопросы, касающиеся как Национальной гвардии, так и регулярной армии. Солидаризируясь с предложением Дюбуа-Крансе от 12 декабря 1789 г., которое не было принято Учредительным собранием [2, с. 350–351], он предлагает реформировать линейные войска, введя для молодых людей обязательную четырехлетнюю военную службу, что позволит превратить армию «людей, которые дают себя убивать за деньги», в армию, где «любовь к отечеству станет гражданской страстью» [4, с. 213–214]. Еще одну важную мысль, высказанную в этом трактате, он будет отстаивать и позднее, став депутатом Конвента: «Регулярное войско, не подчиняющееся гражданским властям, невозможно сделать гражданами» [4, с. 245].

О том, что необходимо подчинить армию гражданским законам, гражданской власти он напоминает, и выступая 22 октября 1792 г. против создания специальной вооруженной силы для охраны Конвента, которая отделила бы депутатов от народа [4, с. 6], и в речи о полномочиях военного министра 28 января 1793 г, требуя, чтобы «общее руководство военными действиями» Конвент взял на себя, и «чтобы военный министр подчинялся непосредственно Национальному конвенту [4, с. 38–39]. В феврале 1793 г., в значительной мере благодаря энергичной и аргументированной поддержке Сен-Жюстом проекта Дюбуа-Крансе относительно слияния волонтерских батальонов с линейными [4, с. 39–42], Конвент принимает закон об «амальгаме» [2, с. 366–368], позволивший в достаточно короткий срок сформировать качественно новую боеспособную национальную армию. Летом 1793, до того как в Комитет общественного спасения был включен военный инженер Карно, Сен-Жюст занимается в нем военными вопросами, о чем свидетельствует найденная после Термидора в его бумагах записная книжка (была опубликована в мемуарах Бертрана Барера [7, p. 411–426]), в которой содержится подробнейшая аналитическая информация о положении на театрах военных действий, о состоянии некоторых армий, об их снабжении, и т.п.

Эти наблюдения нашли отражение в его докладе «О Революционном порядке управления» (10 октября 1793), где сформулированы общие соображения относительно как принципов военной стратегии республиканской армии, так и причин ее поражений и пороков в ее организации: «Во главе армий мало доблестных командиров, способных воодушевить солдат, внушить им любовь к славе, национальную гордость, уважение к дисциплине, которая является залогом победы … и сейчас еще можно упрекнуть офицеров в небрежении службой. Они плохо изучают искусство побеждать…» — и т.п. Тогда же он провозглашает и своего рода кодекс комиссара при армии: «Они должны быть отцами и друзьями солдат (Сен-Жюсту — 26 лет! — Т.Ч.). Они должны спать в палатках, присутствовать на военных учениях. Им не следует близко сходиться с генералами, дабы солдат, когда он к ним обращается, больше доверял их справедливости и беспристрастию. Днем и ночью они должны быть готовы выслушать солдата…», они должны «знать по возможности имена всех солдат; они должны преследовать всякую несправедливость, всякое злоупотребление, ибо дисциплине наших армий присущи многие пороки» [4, с. 99–101].
Этим кодексом автор доклада сам руководствовался позднее в ходе своих миссий к Рейнской и к Северной армиям.

В многообразии задач, которые решал Сен-Жюст во время этих миссий можно выделить те, что непосредственно касаются армии — ее командования, воинской дисциплины и снабжения, причем все они оказываются тесно увязаны между собой. Определенное недоверие, которое он питал в отношении генералитета, имело скорее институциональный, чем персональный характер: победоносный генерал, вышедший из-под контроля гражданских властей, представляет потенциальную опасность для Республики. Вероятно, эти опасения сыграли не последнюю роль в развитии отношений Сен-Жюста с генералом Гошем, чье неповиновение приказам Комитета привело к поражению под Кайзерслаутерном [6, с. 123–124; 4, с. 342; 1, 93–95]. В то же время его сотрудничество с Пишегрю или Журданом было вполне продуктивным.
Человеку гражданскому, и к тому же очень молодому, хотя и облеченному экстраординарными властными полномочиями, Сен-Жюсту для успешного выполнения возложенной на него миссии требовалось завоевать и личный авторитет — как среди солдат, так и среди высших офицеров. Вероятно, с этим связано и то, что во время своей первой миссии — к Рейнской армии — он неоднократно сам принимал непосредственное участие в боевых действиях, демонстрируя личное мужество и отвагу.

«F... мы довольны тобой, гражданин представитель; твой султан не дрогнул — мы следили за тобой. Ты добрый малый, но сознайся, что на этом редуте было жарко», — услышал он после битвы от старого гренадера [9, p. 257]. «Сен-Жюст, опоясанный шарфом народного представителя, в шляпе с трехцветным султаном, становился во главе республиканских эскадронов и бросался в схватку между митральезой и холодным оружием с беспечностью и пылкостью гусара...» — вспоминал его коллега Бодо [3, с. 52]. Однако позднее, во время миссий к Северной армии, он позволял себе уклоняться от такого участия, находясь на командных постах, — что дало основание другому его коллеге, Левассеру, поставить это мужество под сомнение [11, P. 230.].

Придавая большое значение силе примера [10], Сен-Жюст особенно строго подходит к нарушениям воинской дисциплины со стороны офицерского состава: арест, публичное разжалование, временный перевод в караульную службу [5, с. 305–306, 341]. — В то же время в отношении солдат и нижних чинов ставка делается на сознательную гражданскую дисциплину защитников Отечества. Сен-Жюст обращается к их мнению о своих товарищах и командирах при назначениях на офицерские должности [5, с. 300, 310, 328 и др.]; заботясь о нуждах армии в целом (обмундирование, продовольственное снабжение, забота о раненных), с вниманием относится и к инициативам, жалобам, пожеланиям каждого обратившегося к нему солдата. Сен-Жюст, без преувеличения, знал их по именам, о чем свидетельствует составленный им по памяти реестр постановлений, подписанных комиссарами Конвента с 1 по 24 брюмера II года, содержащий, помимо прочего, несколько десятков обращений к муниципалитетам различных коммун с требованием оказать помощь родным солдат-добровольцев, которые остались дома без защитника и кормильца [5, с. 303, 307–308, 351 и др.].

Все это способствовало росту боеспособности армий молодой Французской республики, а также тому, что итогом миссий Сен-Жюста стали внушительные военные победы: самая значимая среди них — битва при Флёрюсе 26 июня 1794, битва, после которой на протяжение двадцати лет почти непрерывных войн нога иноземного солдата не ступала на землю Франции.

______________________

1. Блан Л. История французской революции. Т. 10. — СПб.: Б. изд., 1909. — 416 с.
2. Документы истории Великой французской революции. Т. 1 / Под ред. А.В. Адо. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1990. — 528 с.
3. Ламартин А. Жирондисты. Историко-прагматическое исследование. Т. 4. — СПб.: Экспедиционно-комиссионное дело, 1911. — 395 с.
4. Сен-Жюст Л.А. Речи. Трактаты / Изд. подгот. А.В. Гордон (отв. ред.), О.С. Заботкина, Т.А. Черноверская. — СПб.: Наука, 1995. — 472 с.
5. Собуль А. О миссии Сен-Жюста в Рейнскую армию (брюмер II года Республики) // Собуль А. Из истории Великой буржуазной революции 1789–1794 гг. и революции 1848 г. во Франции. — М.: Изд-во иностр. лит., 1960. — С. 155–172, 287–371.
6. Чупрун Н.И. Сен-Жюст и организация обороны Франции в 1783 г. // Научные записки Днепропетровского гос. ун-та. — Т. — 56. — Вып. IV, — 1956. — С. 109–126.
7. Barère B. Mémoires de B. Barère, membre de la Constituante, de la Convention, du Comite de salut public, et de la Chambre des représentants. T. 4. — Paris: Jules Labitte, 1844. — 480 p.
8. Charmelot M.A. Saint-Just ou le chevalier Organt. — Paris:, 1957. — 95 p.
9. Fleury Ed. Saint-Just et la terreur. T. 2. — Paris: Didier, 1852. — 399 p.
10. Gross J.P. Saint-Just en mission: la naissance d'un mith // Actes du Colloque Saint-Just. — Paris: Société des études robespierristes, 1968. — P. 37–69.
11. Levasseur, R. Mémoires de R. Levasseur, (de la Sarthe) ex-conventionnel. T. 3. / Introd. F. Levasseur . — Paris: A. Levasseur, 1834. — VIII, 389 p.

---

25 августа! 249!

Начнем сегодня с портрета!



...литография кажется вроде бы уже знакомой - и в то же время - не совсем...

Впечатление вас не обманывает! - эту литографию я сфотографировала около месяца назад в Национальной Библиотеке в Париже, и она определенно связана с той, что я показала здесь прошлогодним летом - Вот!

Смотрите!

смотрите!



- они и подписаны одинаково, более того, подпись под одним имитирует и начертания подписи под другим, и мне кажется, прототипом здесь является прошлогодний, видите, как он соединяет этот новый - и гравюру Бонвиля:



или вот так:



...на самом деле у меня припасено еще кое-что к дате - но это уже завтра!

---

Термидор...

(отсюда - кликабельно)

---

...и снова - ebay!

На сей раз на ebay - продавец из Германии, он предлагает миниатюру, выполненную гуашью


(рамка 17,5x14,7 см, сам портрет 10,5x7,7 см)

- утверждает, что это портрет Робеспьера, исполненный в 1800! -

можете посмотреть в большем размере

можете посмотреть в большем размере:




(обе - кликабельны)

Ну что ж! Определенное сходство имеется, и мне даже видится здесь некоторая отсылка к

пастели работы Боза

пастели работы Боза:


(кликабельно)

- и уже минимум два покупателя за эту гуашь торгуются!

Что могу сказать! портрет гораздо более правдоподобный,

чем то, что предлагают из Англии!

чем то, что предлагают из Англии:


(кликабельно)

"Antique French Legendre box with penwork portrait of Robespierre?"



...мне кажется, сей персонаж чем-то портреты пожилого Лафайета напоминает...

---

Интересная статья о Робеспьере-адвокате!

Собственно, начать надо с того, что выпуск "Французского Ежегодника" за 2015 год целиком посвящен Великой Французской революции!

Среди опубликованных в нем статей мое внимание, естественно, привлекла прежде всего статья Эрве Лёверса "От защиты «обездоленных» к защите «народа». Путь адвоката Робеспьера". Автор - один из редакторов журнала Annales historiques de la Révolution Française, опубликовал в позапрошлом году новую научную биографию Максимилиана Робеспьера, в которой гораздо более внимания, чем обычно, уделено дореволюционному периоду его жизни, в особенности 80-м годам, его адвокатской практике, участию в работе Академии Арраса и пр.

Переведенная на русский статья как раз и посвящена этому периоду. Эрве Лёверс представляет читателю профессиональную адвокатскую деятельность Робеспьера в контексте и в неразрывном единстве с его общественной деятельностью, - и поскольку автор попутно знакомит читателя с некоторыми специфическими чертами судебной практики Франции конца Старого порядка, его герой предстает перед русским читателям в совершенно неизвестных дотоле качествах.

Те, кого заинтересовала эта статья, могут познакомиться с ней в Электронном научно-образовательном журнале "История", где в №1 за 2016 год размещены материалы "Французского Ежегодника". - Подписка на этот журнал платная, но зарегистрировавшись на его сайте, вы получаете право скачать пять статей бесплатно!

С сожалением замечу, однако, что перевод статьи оставляет желать лучшего - вследствие, полагаю, главным образом того, что переводчик "не в теме" и реалий Старого порядка в целом, и биографии Робеспьера в частности.
Впрочем, это мое личное мнение.

---

Робеспьер о войне. И о "вооруженных миссионерах"...

Всякий раз, когда средства массовой информации сообщают об очередном вмешательстве могущественной сверхдержавы во внутренние дела других стран, вмешательстве, которое обосновывается "борьбой за демократические ценности" против политических режимов, которые именуются при этом "тоталитарными", "диктаторскими", - мне вспоминаются слова Максимилиана Робеспьера про то, что "вооруженных миссионеров никто не любит". Произнесены они были с трибуны Якобинского клуба 2 января 1792 г., в разгар ожесточенной полемики с жирондистами, агитировавшими с начала осени за то чтобы начать "освободительный крестовый поход" против всех тиранов Европы. Четыре большие речи были произнесены Робеспьером в ходе этой полемики, 18 декабря 1791, 2, 11 и 25 января 1792 гг., и его предостережения оказались во многом пророческими.

Предлагаю вашему вниманию фрагменты из этих речей

Предлагаю вашему вниманию фрагменты из этих речей

18 декабря 1791 (Робеспьер, М. Избранные произведения в трех томах. Т. I. – М.: Наука, 1965)
C. 169-170
Война — это всегда главное желание могущественного правительства, которое хочет стать еще более могущественным. Я не буду вам говорить о том, что в ходе войны правительство окончательно истощает народ и расточает финансы, что оно закрывает непроницаемым покрывалом свои хищения и свои промахи; я буду говорить вам о том, что еще более непосредственно касается наших самых заветных интересов. Во время войны исполнительная власть развивает самую страшную энергию и осуществляет своего рода диктатуру, которая не может не устрашить рождающуюся свободу; во время войны народ забывает о дебатах, имеющих существенное отношение к его гражданским и политическим правам, и занимается лишь внешними событиями, он отвращает свое внимание от своих законодателей и своих должностных лиц, и сосредоточивает все свои интересы и все свои надежды на своих генералах и своих министрах, или, вернее, на генералах и министрах исполнительной власти. Для военного времени были составлены дворянами и офицерами слишком мало известные положения того нового кодекса, который, как только Франция будет считаться в состоянии войны, передает полицию наших пограничных городов военным начальникам, и прекращает в отношении этих городов действие законов, охраняющих права граждан. Во время войны тот же закон облекает их властью произвольно наказывать солдат. Во время войны привычка к пассивному повиновению и энтузиазм, столь естественно выпадающий на долю удачливых военачальников, превращают солдат нации в солдат монарха и его генералов. Во время смут и мятежей военачальники становятся арбитрами судьбы своей страны, и склоняют чашу весов на сторону той партии, к которой они примкнули. Если это Цезари или Кромвели94, они сами захватывают власть. Если это бесхарактерные куртизаны, ничтожные для добра, но опасные, когда они хотят зла, они складывают свою власть к ногам своего хозяина и помогают ему вернуть себе свою произвольную власть, с тем, чтобы стать его первыми лакеями.

2 января 1792 (Жорес, Ж. Социалистическая история Французской революции. Т. II. – М.: Прогресс, 1978. - полного перевода важнейших речей 2 и 11 января не существует; надеюсь, что только пока...)
C. 162-164
Если остроумные построения, если блестящая и пророческая картина успехов в войне, которая закончится братскими объятиями всех европейских народов, являются достаточными доводами для решения столь серьезного вопроса, то я, пожалуй, соглашусь, что г-н Бриссо превосходно решил его; но в его речи имеется, как мне показалось, порок, несущественный для академической речи, но имеющий некоторое значение при обсуждении важнейшего политического вопроса; а именно: он все время избегал самой сути вопроса, чтобы, не касаясь ее, построить всю свою систему на совершенно непрочном основании.
Так же как и г-н Бриссо, я, конечно, одобряю войну, предпринимаемую для расширения царства свободы, и я тоже мог бы доставить себе удовольствие рассказывать о ней всякие чудеса. Если бы я был хозяином судеб Франции, если бы я мог по своему усмотрению распоряжаться ее силами и ее ресурсами, я бы уже давно послал армию в Брабант, я помог бы льежцам и разбил, оковы батавцев; такие экспедиции вполне в моем вкусе. Правда, я не стал бы объявлять войну мятежным подданным; я бы отбил у них всякую охоту устраивать сборища; я бы не позволил более грозным и ближе находящимся врагам [двору] покровительствовать им и создавать для нас более серьезные опасности внутри страны. Но при том положении, в каком находится мое отечество, я с тревогой осматриваюсь вокруг и задаюсь вопросом, будет ли война такой, какую нам обещает воодушевление; я задаюсь вопросом, кто, каким образом, при каких обстоятельствах и почему ее предлагает.
Весь вопрос именно в этом, в нашем совершенно особенном положении. Вы беспрестанно отводили от этого свои взоры; но я доказал то, что было ясно для всех, а именно что предложение начать ныне войну явилось результатом плана, давно уже составленного внутренними врагами нашей свободы; я вам показал его цель; я указал вам на средства его осуществления; другие вам доказали, что эта война — не что иное, как явная ловушка; нет человека, который бы не увидел этой ловушки, если бы подумал, что, после того как эмиграции и мятежным эмигрантам постоянно покровительствовали, ныне предлагают объявить войну их покровителям, причем одновременно продолжают защищать внутренних врагов, находящихся с ними в союзе.
Вы сами согласились с тем, что война отвечает желанию эмигрантов, что ее хотят правительство, придворные интриганы, эта многочисленная клика, слишком хорошо известные нам главари которой давно уже руководят всеми действиями исполнительной власти. Сигнал к ней подают одновременно все рупоры аристократии и правительства; наконец, всякого, кто мог бы поверить, что поведение двора с самого начала этой Революции не находилось всегда в противоречии с принципами равенства и уважения к правам народа, приняли бы за безумца, если бы он был искренним; не лучшей оценки заслужило бы и суждение того, кто мог бы сказать, что двор предлагает столь решительную меру, как война, не связав ее со своими планами; можете ли вы утверждать, что для блага государства безразлично, любовь ли к свободе будет руководящим мотивом войны или дух деспотизма, верность или коварство? И все-таки, что ответили вы на все эти решающие факты? Что сказали вы, чтобы рассеять столько справедливых подозрений?
Недоверие, сказали вы в своей первой речи, недоверие — это отвратительное состояние; оно мешает обеим властям действовать согласованно; оно мешает народу верить в добрые намерения исполнительной власти, охлаждает его преданность, ослабляет его повиновение.
Недоверие — это отвратительное состояние! И это язык свободного человека, который полагает, что нет такой слишком высокой цены, которую нельзя было бы заплатить за свободу? Оно мешает обеим властям действовать согласованно! Опять-таки, вы ли говорите это? Как! Исполнительной власти мешает действовать недоверие народа, а не ее собственная воля?

С. 167-169
Нужды нет, сначала вы сами беретесь завоевать Германию; вы ведете нашу победоносную армию ко всем соседним народам; вы повсюду учреждаете муниципалитеты, директории, национальные собрания, и вы сами восклицаете, что эта мысль возвышенна, словно судьба государств определяется риторическими построениями. Наши генералы, руководимые вами, — только миссионеры Конституции; наш лагерь — только школа публичного права; союзники иностранных монархов, нисколько не препятствуя выполнению этого плана, мчатся к нам навстречу, но для того, чтобы слушаться нас.
Досадно, что истина и здравый смысл опровергают эти великолепные пророчества. Природе вещей соответствует медленное развитие разума. Самый порочный образ правления находит мощную поддержку в привычках, в предрассудках, в воспитании народов. Деспотизм сам по себе до того развращает сознание людей, что заставляет их себе поклоняться и делает для них свободу подозрительной и пугающей на первый взгляд. Самая сумасбродная мысль, которая могла бы прийти в голову политику, — это думать, что достаточно одному народу прийти с оружием в руках к другому народу, чтобы заставить последний принять его законы и его конституцию. Никто не любит вооруженных миссионеров, и первый совет, какой дают природа и осторожность, — оттолкнуть их как врагов. Я сказал, что подобное вторжение могло бы скорее пробудить воспоминания о пфальцских пожарах и о последних войнах, чем породить конституционные идеи, так как в тех краях народным массам эти события известны лучше, чем наша конституция. Рассказы просвещенных людей, осведомленных о них, опровергают все то, что нам толкуют о страстном стремлении этих стран к установлению нашей конституции и появлению наших армий. Прежде чем влияние нашей Революции даст себя почувствовать среди других наций, надо чтобы она сама упрочилась. Желать дать им свободу раньше, чем мы сами ее завоевали, — значит утвердить одновременно и наше порабощение, и порабощение всего мира; думать, что, как только один народ установит у себя конституцию, все другие народы мгновенно откликнутся на этот сигнал, — значит составить себе преувеличенное и абсурдное представление о вещах.
Разве примера Америки, который вы привели, было бы достаточно, чтобы разбить наши оковы, если бы время и стечение самых счастливых обстоятельств не привели мало-помалу к этой Революции? Декларация прав не свет солнца, в одно и то же мгновение озаряющий всех людей; это и не молния, одновременно поражающая все троны. Написать ее на бумаге или выгравировать на бронзе легче, чем восстановить в сердцах людей священные письмена, стертые невежеством, страстями и деспотизмом. Да что я? Разве от нее ежедневно не отрекаются, не попирают ее ногами, не игнорируют даже среди вас, ее обнародовавших? Разве равноправие где-нибудь существует, кроме как в принципах нашей конституционной хартии?
Разве деспотизм, аристократия, воскресшая в новых формах, не поднимает своей отвратительной головы? Разве именем законов и самой свободы не угнетает она снова слабость, добродетель, невинность? Разве Конституция, которую называют дочерью Декларации прав, действительно похожа на свою мать?.. Как же можете вы думать, что в то самое мгновение, которое наши внутренние враги выберут для войны, она совершит чудеса, каких ей еще не удалось совершить?

С. 169-170
Хотите ли вы получить надежное противоядие от всех иллюзий, какие вам внушают? Поразмыслите только об естественном ходе революций. В государствах, устроенных, как почти все европейские страны, существуют три силы: монарх, аристократы и народ, или, скорее, народ там ничто. Если в такой стране происходит революция, то она может быть только постепенной; ее начинают дворяне, духовенство, богатые, а народ поддерживает их, когда его интересы совпадают с их интересами, чтобы сопротивляться господствующей власти, власти монарха. Так, у нас толчок к Революции дали парламенты, дворяне, духовенство, богатые; затем выступил народ. Они об этом пожалели или по крайней мере хотели остановить Революцию, когда увидели, что народ может обрести наконец свою суверенную власть; но начали именно они; и без их сопротивления и их ошибочных расчетов нация еще находилась бы под игом деспотизма. Сообразно с этой исторической и нравственной истиной вы можете судить, в какой мере вы вообще должны рассчитывать на европейские нации; ибо у них аристократы, отнюдь несклонные подать сигнал к восстанию, наученные нашим примером и столь же враждебные народу и равенству, как наши, как и они, объединились с правительством, чтобы по-прежнему держать народ в невежестве и оковах.
…
Но что я говорю? Разве у нас внутри страны есть враги? Вам они неизвестны, вы знаете только Кобленц. Разве вы не говорите, что все зло исходит из Кобленца? Значит, в Париже его нет? Значит, между Кобленцем и другим местом, расположенным невдалеке от нас, никакой связи нет?.. Так знайте же, что, по мнению всех просвещенных французов, настоящий Кобленц находится во Франции... Вы говорите, я обескураживаю нацию; нет, я ее просвещаю; просвещать свободных людей — значит пробуждать в них мужество, значит не допускать того, чтобы само их мужество превратилось в камень преткновения для их свободы. И если бы я ничем другим не занимался, как только разоблачал столько ловушек, опровергал столько ошибочных идей и вредных принципов, сдерживал порывы опасного воодушевления, то и тогда я подвинул бы вперед общественное мнение и послужил бы отечеству!
…
Когда народ пробуждается проявляет свою силу и свое величие, что случается один раз в столетия, все склоняется перед ним, деспотизм падает ниц и притворяется мертвым, как трусливый и свирепый зверь при виде льва; но вскоре он поднимается и приближается к народу с ласковым видом; он сменяет силу на хитрость; его считают обращенным в новую веру, слыхали, как с его уст слетело слово «свобода»; народ предается радости, энтузиазму, в руках деспота накапливаются несметные сокровища, которые ему дает общественное достояние; ему вручают огромную власть, он может предлагать честолюбию и алчности своих сторонников неотразимые приманки, тогда как народ может платить своим слугам лишь своим уважением... Наступает момент, когда всюду царит раскол, когда все ловушки тиранов расставлены, когда союз всех врагов свободы полностью заключен, когда во главе его стоят лица, облеченные публичной властью, когда та часть граждан, которая обладает наибольшим влиянием благодаря своим знаниям и своему богатству, готова примкнуть к их партии. И вот нация поставлена перед выбором между порабощением и гражданской войной. Все части расколотой таким образом страны не могут восстать одновременно, а всякое частичное восстание рассматривается как мятежный акт...

25 января 1792 (Робеспьер, М. Избранные произведения в трех томах. Т. I.)
С. 180-181
В случае измены, нации остается лишь один ресурс, как вы это и предвидели; это внезапный и спасительный взрыв негодования французского народа, и только нападение на вашу территорию могло бы его вызвать, ибо тогда, как я уже заметил, французы, выведенные вдруг из состояния летаргической доверчивости, стали бы защищать свою свободу против своих врагов, совершая чудеса храбрости и энергии; правительство и аристократия хорошо предвидели это; они хотели отвратить бурю, которую возвещали им угрозы со стороны патриотов; они ясно поняли, что министры и двор должны сделать вид, что они сами хотят обрушить гром войны на наших врагов, дабы, став опять предметом восхищения и низкопоклонства, исполнительная власть могла, не торопясь и не встречая препятствий, выполнить тот пагубный план, о котором я говорил. И тогда, всякий просвещенный и энергичный гражданин, который осмелился бы выразить подозрение относительно какого-либо министра или генерала, будет немедленно обвинен господствующей кликой как враг государства; и тогда предатели будут неустанно требовать, во имя общественного спасения, того слепого доверия и той гибельной умеренности, которые до сих пор обеспечивали безнаказанность всем заговорщикам; и тогда повсюду разум и патриотизм будут принуждены к молчанию перед военным деспотизмом и перед наглостью клик.
Это не все. Когда свободные или стремящиеся быть свободными люди могут развернуть все ресурсы, которые дает подобное дело? Тогда, когда они дерутся у себя, за свои очаги, на глазах своих сограждан, своих жен и детей. Тогда все части государства могут, так сказать, в любое мгновение прийти на помощь друг другу и силою единства и мужества исправить следствия первого поражения и создать противовес всем преимуществам дисциплины и опыта, которыми обладают враги. Тогда все начальники, вынужденные действовать на глазах своих сограждан, не могут рассчитывать ни на успех, ни на безнаказанность измены; но все эти преимущества будут потеряны, как только война будет перенесена далеко от взоров отчизны, в чужую страну, и откроется полная свобода для самых пагубных и самых темных маневров: тогда уже не вся нация будет воевать за себя, а армия, генерал будут решать судьбу государства. С другой стороны, затевая войну, вы ставите все враждебные государства в самое благоприятное положение для ведения войны с вами. Вы им доставляете предлог, который они искали, если они ее хотят; вы вынуждаете их к войне, если они ее не хотели. Самые злонамеренные колебались бы, прежде чем первыми объявить вам, без всякого уважительного предлога, самую отвратительную и самую несправедливую из всех войн. Но если вы первыми нарушите неприкосновенность их территории, вы вызовете раздражение самих народов Германии. Вы приписываете этим народам такие образование и принципы, которые еще не смогли достаточно развиться у вас. Но жестокости, совершенные в Пфальце французскими генералами, оставили глубокие впечатления и их нельзя рассеять несколькими запрещенными брошюрами, действие которых уравновешивается всеми средствами, которыми располагало правительство, и всем влиянием его сторонников. Какой обширный материал вы доставляете для манифеста главы империи и других ее государей, чтобы заявить о ее правах и ее безопасности, и чтобы оживить старинные предрассудки и укоренившуюся злобу? Ибо вы, конечно, сами знаете, что нельзя считать надежными все те дипломатические расчеты, основываясь на которых вы нам гарантируете благоприятное расположение государей. Эти расчеты заключают в себе по меньшей мере два капитальных порока. Первый состоит в предположении, что поведение деспотов всегда определяется политическими интересами, которые вы им приписываете, а не их страстями, и особенно наиболее повелительными среди всех их страстей — надменностью деспотизма и отвращением к свободе. Второй порок состоит в том, что некоторым из них приписывают такие добродетели и такую философию, которые будто бы внушают им презрение к принципам и предрассудкам французской аристократии. Я в это так же не верю, как я не верю тем преувеличенным представлениям, которые вы себе составили, будто бы все подданные монархов расположены сейчас принять вашу новую конституцию. Я тоже надеюсь, что время и благоприятные обстоятельства приведут когда-нибудь к этой великой революции, особенно если вы не провалите нашу революцию чрезмерной неосторожностью и восторгами. Но не надо так легко верить в такие чудеса. Признайте, что ваши министры и их поборники очень ловко стараются использовать против вас ваше легкомыслие и вашу склонность видеть всюду то, что вы желаете видеть. Какое бы у вас ни сложилось представление об интригах дворов, помните, что действительность превосходит ваше представление. Какое решение должно принять Национальное собрание против явной ловушки, которую ему готовят? Надо не ждать войны, а сделать все, что в наших силах, чтобы быть в состоянии не бояться ее, или даже устранить ее.

С. 188-189
Но разве это возражение не может быть уничтожено следующей неопровержимой дилеммой? Или Леопольд не хочет войны и тогда, по просьбе исполнительной власти, как верный друг, он сделает все, что вы вправе от него требовать, и этим лишит вас всякой возможности объявить ему войну, и ваш проект декрета проваливается. Или он хочет войны, и тогда он будет продолжать провоцировать ее, в согласии с исполнительной властью; и тогда будет доказано, что, продолжая идти к цели, к которой вы в течение некоторого времени стремитесь, вы были обмануты ухищрениями двора и что, продолжая следовать по этому же пути, вы все больше и больше запутываетесь в сети, которые он вам поставил. Что сказали бы вы, если б оказалось, что здесь налицо более глубокий заговор, задуманный двумя дворами? Вот вам, по крайней мере, предположение, если уж говорить о предположениях, которое заслуживает некоторого внимания. Допустим, что под действием импульса, который дает ему, с одной стороны, патриотизм части его членов, с другой — влияние сторонников двора, Национальное собрание станет горячо умолять короля объявить войну; что король будет тщетно доказывать Собранию, что иностранные державы устранили всякий повод для войны; что он настолько представит все в их пользу, что будет ясно, что ни Европа, ни Франция уже действительно не имеют достаточного основания для военных действий; что тем не менее король, ввиду повторных требований Национального собрания, объявит войну; кто вам тогда может поручиться, что ваше нападение, без уважительного основания, не вызовет раздражение у народов, к которым вы придете с войною, как бы философичны ни были мотивы вашего поведения? Кто вам поручится, что иностранные правительства и ваши внутренние враги не ждут этого предлога, как единственно могущего оправдать задуманное ими нападение на вашу свободу в форме внешней войны, в сочетании с гражданской смутой?
А если народы, если солдаты европейских государств окажутся не такими философскими, не такими зрелыми для революции, подобной той, которую вам самим так трудно довести до конца? Если они вздумают, что их первой заботой должно быть отражение непредвиденного нападения, не разбирая, на какой ступени демократии находятся пришедшие к ним генералы и солдаты? Если богатые и влиятельные люди, которые в некоторых странах могли бы поднять знамя восстания против правительства по причинам, восходящим ко времени до нашей революции, если б эти люди приостановили борьбу со своим правительством, чтобы защищать свою собственность и свою страну, и отложили бы, на время после войны, заботу о совершении революции, и не на французский лад, а такой, которая сообразна их замыслам и интересам? Если, когда вы очутитесь вдруг лицом к лицу с несколькими огромными державами, между тем как внутри страны вас оставят в состоянии недостаточной обороны, Национальному собранию вменят в вину эту войну, от которой якобы король хотел уберечь нацию? Если он предложит свое посредничество; если, в осуществление предоставленного ему конституцией права инициативы, он предложит мир, если он начнет переговоры не с эмигрантами, которые больше не покажутся, а с теми иностранными державами, которые подверглись нападению? Если в разгар давно разжигаемых волнений и раздоров будут предложены условия, которых последствия для свободы будет труднее заметить, почувствовать, нежели наличные беды, причем эти условия будут поддержаны всем влиянием правительства, опирающегося на все могущество государства, на всю силу всех умеренных, т. е. всех носителей государственной власти, всех холодных, слабых или невежественных друзей нашей конституции? Хорошо ли вы представляете себе, к чему привело бы нас подобное положение?.. Я не придаю этому предположению больше значения, чем любому предположению, столь же правдоподобному, как и многие другие.

С. 194
О, как я боюсь, в условиях революции, ненавистной двору, революции, направленной против двора, побед генералов, избранных двором! Какое влияние они приобретут на армию, разделяющую их успех и связывающую свою славу со славой своих начальников! Какое влияние они приобретут на нацию, все помыслы которой обращены к воинским подвигам и которая все еще имеет потребность создавать себе идолов! Какое огромное влияние имеют генерал, победоносная армия, на нацию, разделенную между различными партиями! Каков будет престиж монарха, от имени которого они бились и победили! Среди всеобщего энтузиазма, сможет ли Законодательное собрание иметь дух, отличный от духа победоносного генерала и монарха, органом и опорой которого он будет? Каким образом могло бы оно спорить с ним по поводу дел, которые он будет ежеминутно пытаться затевать против конституционных принципов, мало кому понятных, хотя и касающихся общественной свободы? Среди гражданских смут, под властью всемогущего короля, верховного главнокомандующего армиями, распределяющего все наиболее важные посты, располагающего лично для себя 40 миллионами, хранителя общественного богатства, центра, вокруг которого объединяются все недовольные, самые влиятельные и самые богатые люди, большинство чиновников, судей, людей, занимающих государственные должности, среди народа обезоруженного, разделенного, утомленного и голодного, не опасаетесь ли вы, что какой-нибудь генерал, победоносная армия, опьяненная восхищением перед этим генералом, может очень легко склонить чашу весов на сторону правительственной клики, умеренной и антинародной, которой он будет вождем и орудием? Наши солдаты хороши.

---

6 мая! Максимилиан

Полагаю, мне удалось достаточно убедительно продемонстрировать, что этот превосходный рисунок - портрет Робеспьера, выполненный Жаком Делапласом в 1790 году...



Терракотовый бюст работы Клода-Андре Десеня, выполненный весной 1792, я показывала неоднократно, но вот в этом необычном ракурсе специально сфотографировала его в Визиле позапрошлым летом



Эта цветная версия известного рисунка была опубликована в 2008 году в книге Cinquante portraites de Robespierre: peintures, sculptures, gravures, medaillons avec notices / Les Amis de Robespierre (A.R.B.R.). Arras: Les Amis de Robespierre, 2008 - как-нибудь познакомлю вас с интереснейшими изысканиями Антони Паскаля относительно дома Дюпле и комнаты Робеспьера...

---

... прогулка по Блеранкуру...

В первых числах января в сообществе Vive Liberta появилось вот такое сообщение:

03.01.2016 в 20:58

Пишет  Кибальчиш:

...между тем все шла да шла, и на терем набрела...

Что, дальше? ))) Последовательность произвольная. Это office de tourism Блеранкура придумал такой заочный тур по городку.

В общей сложности одиннадцать коротеньких видео-сюжетов, скорее любительского качества - во всяком случае, в том виде как они выложены на ю-тубе еще 21 декабря 2010 года, т.е., еще до пожара в доме Сен-Жюста, - но общее впечатление от тихого Пикардийского городка и его достопримечательностях составить вполне возможно!

Спасибо, граждане!

---

Робеспьер без маски: Monde diplomatique, № 740, novembre, 2015

Предуведомление: появление этого материала в солидном и авторитетном ежемесячнике Monde diplomatique, адресованном достаточно широкому кругу образованных читателей, представляется мне симптоматичным! Именно поэтому я решила перевести статью для читателей моей Гостиной, снабдив авторский текст кое-какими собственными комментариями.
Репостинг с обязательной ссылкой на источник:
Карвен М. Робеспьер без маски // Monde diplomatique. 2015. № 740. Р. 3. URL: eleonored.livejournal.com/58970.html

РОБЕСПЬЕР  БЕЗ  МАСКИ

Robespierre sans masque
Par Maxime Carvin
Monde diplomatique. № 740, novembre, 2015. P. 3.

Начальная фаза Французской революции, приведшая к свержению абсолютизма, воспринимается в обществе единодушно (ну или почти!): разве не воплощает она в себе самый дух Просвещения? В отношении дальнейшего – мнения яростно разделяются. В частности, это относится к Робеспьеру, соединившему, по мнению некоторых, все пороки антидемократизма – популизм и экстремизм. А отсюда – настороженное отношение к любым радикальным проектам.

Максим Карвен*

В декабре 2013 некая лаборатория объявила, что восстановила на основании посмертной маски «подлинное лицо» Максимилиана де Робеспьера. Историки, удивленные тем, сколь мало полученный результат походит на портреты той эпохи, высказали серьезные сомнения^[1].

Это не помешало средствам массовой информации почтить портрет своим вниманием

Это не помешало средствам массовой информации почтить портрет своим вниманием. Дело в том что, аутентичный или нет, этот Робеспьер соответствует определенному образу. Квадратная челюсть, низкий лоб, неподвижный взгляд: чем не лицо зловещего мясника из Ла Виллет^[2], вдобавок изъеденное оспой. Всякому понятно: вот голова отрубателя голов.

Несколько месяцев спустя последовал новый выпад антиробеспьеризма. В Интернете был выложен рекламный ролик новой видеоигры, Assassin's Creed Unity, действие которой разворачивается в Париже во времена Революции. В хаосе стиля Гран-Гиньоль^[3] появляется брызжущий слюной оратор. Это Робеспьер. Замогильный голос за кадром сообщает: этот человек «стремился контролировать страну. Он заявлял, что представляет народ против монархии. Но он был гораздо опаснее, чем какой бы то ни было король». За сценами избиений следуют сцены расстрелов, обезглавливания за потоплениями^[4]. Короче говоря, «царствование Робеспьера» есть не что иное как бесконечный перечень убийств, которые «залили кровью все улицы».

И эти два примера отнюдь не единичны. Это может быть журнал, имеющий массовый тираж, который изображает Неподкупного «законником-психопатом», который «одержим гильотиной» (Historia, сентябрь 2011), это может быть документальный фильм на канале France 3, который его представляет «палачом Вандеи» (3 и 7 марта 2012). Актер Лоран Дейч, занявшийся сочинением низкопробных историй, в своем бестселлере «Метроном» (Michel Lafon, 2009) представляет Робеспьера осквернителем могил. Эссеист Мишель Онфре, причудливо пристрастившийся к Шарлотте Корде, искореняет на своем сайте робеспьеристское «отродье». Педро Х. Рамирес, звезда испанской журналистики, посвящает тяжеленный том «государственному перевороту», совершенному Робеспьером «против демократии»^[5]. Мишель Вевёрка, социолог мультикарт, не стесняется сравнивать Организацию исламского Государства (организация, запрещенная в России - El.) с «Францией Робеспьера»^[6]. Что до обозревателя Франца-Оливье Жисбера, его беспокоит регулярное возвращение этого персонажа, в котором он видит воплощение «социальной обиды» и даже «предтечу лепенизма». Для других оказывается недостаточно очернить память Робеспьера, требуется еще и стереть его. Так, мэры Марселя и Бельфора затеяли переименование площадей, носящих его имя^[7]. Так между приблизительностью, клеветой и умолчаниями совершается damnatio memoriae^[8].

Враг рода человеческого?

По правде говоря, в этой демонологии для широкой публики нет ничего нового. Марк Белисса и Яник Боск^[9] показывают, что черная легенда рождалась еще при жизни этого человека. Когда депутат от Арраса еще только начинал свою деятельность, газетам нравилось коверкать его имя и высмеивать упрямство, с каким он «говорил в пользу бедных». Мирабо, изворотливый за двоих, хихикает над молодым оратором, который «верит во все, что говорит». Потом на него давили жирондисты. Жан-Мари Ролан, министр внутренних дел, субсидировал враждебную ему прессу. Жан-Батист Луве обвинял в стремлении к диктатуре.

Падения Робеспьера 9 термидора (27 июля 1794) оказалось недостаточно, чтобы успокоить его врагов. Термидорианцы и контрреволюционеры страстно стремились к реваншу. Памфлеты, а затем и официальный доклад, приписывают поверженному депутату невероятнейшие проекты. Упоминают о заговоре с целью установить теократию. Говорят о проекте «гильотины в семь окошек», которая позволила бы ускорить «нациецид», о монументальном «кровепроводе» для отвода за пределы Парижа крови жертв, о «предприятии по выделке человеческой кожи», которое должно было обеспечить обувью санкюлотов. Без конца порют вздор о детстве, о нравах, о психологии вождя монтаньяров.

А Робеспьер – сущий дьявол: десятилетие за десятилетием его обвиняют во всем – противореча друг другу. Он бледен, слишком бледен, чтобы быть честным – но он упивается кровью других. Это маленький провинциальный адвокат, посредственность – но это также гений зла, более грозный, чем Нерон. Для одних он принципиален до преступления, для других – лицемерен до продажности. Здесь он описан как существо духовное, трезвенник, даже девственник, в другом месте – как отъявленный распутник. Скованный оратор – или завораживающий трибун? Стремящийся стать первосвященником – или разрушитель религии? Маньяк порядка – или инициатор анархии? Не имеет значения, какого Робеспьера мы выковываем, суть в том, чтобы он был отталкивающим.

Это собрание клеветы накапливается в коллективном воображаемом и подпитывает с течением времени обширную литературу. Мы обнаруживаем эхо, более или менее приглушенное, у некоторых романтиков, у буржуазных историков 1830-х, которые не прощают Робеспьеру его радикализм; у Жюля Мишле, вдохновенного писателя, но историка порою приблизительного; даже у Альфонса Олара, первого, кто начал изучать Революцию в Сорбонне, который представлял Робеспьера ханжой, предпочитая ему мощь неразборчивого Дантона.

Можно было подумать, что развитие в ХХ веке менее литературной истории Революции окончательно вымело бы эти шаблоны. Но Франсуа Фюре, начиная с 1960-х, придал им новую молодость – и более изящный разворот. Когда раскаявшийся коммунист стал влиятельным либеральным эссеистом, он принялся за то, что называл «революционным катехизисом», и предложил новое прочтение Революции: с одной стороны, 1789 год, хорошая революция, революция просвещенных элит, с другой – 1793, «занос», грубое вторжение масс в политику.

В этой новой системе повествования Робеспьер становится символом той Революции, которая, будучи зачарованной, отклонилась в сторону, и ее понесло, она сбилась с пути. Фюре представляет Робеспьера «манипулятором», умеющим опираться на «общественное мнение» и на ту грозную политическую «машину», каковой являются якобинские клубы. Но эта искусность политика имеет также патологическое измерение: Робеспьер у Фюре одержим навязчивой идеей заговора, демократическими обещаниями, утопическим недержанием речи, что неизбежно приводит к террору и тоталитаризму. В этом портрете сплавлены идеи и образы, заимствованные от разных направлений антиробеспьеризма. Но Фюре, будучи изощренным писателем, смог придать этому сплаву вкус новизны.

Его интерпретация, таящая в себе политический умысел, встретила благоприятный отклик в контексте 1970-х и 1980-х годов, между антитоталитарной мобилизацией и либеральной конверсией французских социалистов. Она нашла свое кинематографическое воплощение в «Дантоне» Анджея Вайды, который подспудно играл на аналогии между Парижем времен Конвента и Польшей Ярузельского, используя фигуру Робеспьера, чтобы напомнить логику сталинизма. Она торжествовала в двусмысленности празднования двухсотлетия и, подхваченная учениками менее вдохновенными, укоренилась среди полуученой публики.

Но этого наступления было недостаточно, чтобы погасить всякий интерес к Робеспьеру. Исследования продолжаются. Общество робеспьеристских исследований (Societe des etudes robespierristes – SER), основанное в 1908 году Матьезом, руководит изданием Полного собрания сочинений (Oeuvres completes), в котором скоро будет двенадцать томов. Даже за пределами ученых кругов интерес вполне ощутим. Подписка, которую в мае 2011 объявило SER для того, чтобы выкупить рукописи, выставленные в продажу на аукционе Сотбис, привела в движение более тысячи подписчиков^[10]. В Интернете посвященные Революции публичные лекции Анри Гиймена, историка-нонконформиста и горячего защитника Неподкупного, пользуются успехом^[11]. В книжных магазинах та же тенденция. Robespierre, reviens! (Робеспьер, вернись!)^[12], маленькая защитная речь, содержательная и сильная, продана уже в 3000 экземпляров, и продолжает продаваться. Книга Robespierre. Portraits croises^[13], коллективный труд, имеющий скорее академический характер, потребовала – к неожиданности авторов – нового издания. Совпадение или знамение времени, книгоиздатели публикуют и некоторые классические труды робеспьеристской традиции, такие как повествование о Заговоре Равных Филиппа Буонаротти^[14] или грандиозную «Социалистическую историю Французской революции» Жана Жореса^[15].

Вдобавок к этому читатели с недавнего времени имеют для справок новую академическую биографию, написанную Эрве Левером^[16]. Персонаж, которого мы там обнаруживаем, весьма далек от жестокого диктатора из легенды. Честолюбивый Робеспьер? – Он всегда с большими колебаниями принимал назначения, которые ему предлагались, и даже решил, будучи депутатом Учредительного собрания, не принимать участия в работе Законодательного собрания, и убедил своих коллег сделать то же самое, «оставив поприще преемникам свежим и энергичным»^[17]. Враг рода человеческого? – Он выступал за признание гражданского полноправия евреев и против колониальной системы. Тиран? – Он защищал, очень рано и в полном одиночестве, всеобщее избирательное право, боролся за право петиций, за свободу печати, и постоянно предостерегал граждан против военной силы и людей, посланных провидением. Тоталитарный централизатор? – Он обосновывал разделение властей и осуждал «манию прежних правительств управлять всем и вся»^[18]. Кровожадный фанатик? – Он в течение длительного времени добивался отмены смертной казни и смягчения наказаний. Преисполненный решимости поразить врагов Революции, он призывал тем не менее «не умножать числа виновных», щадить «заблуждающихся», «скупиться на пролитие крови». И если перед лицом тех опасностей, которые угрожали Республике, он присоединился к политике Террора, он никогда не был ни единственным, кто несет за нее ответственность, ни самым горячим.

Откуда же тогда такая ожесточенность? Оттого, вероятно, что с его именем и с его деяниями связаны некие неумолимые принципы, которые представляются тревожащими. Как напоминает философ Жорж Лабика^[19], он всегда утверждал, что говорит от имени народа, и никогда не желал признавать за имущими ни малейшего превосходства. Он опасался, чтобы на смену свергнутой Революцией старой «феодальной аристократии» не пришла бы «аристократия денег». Все его действия определяются этим фундаментальным тропизмом. В отношении политического устройства он выступает против цензитарного избирательного права, отстаивает концепцию широкого народного суверенитета. В сфере социальной он желает обозначить пределы права собственности и ограничить свободу торговли, когда они вступают в противоречие с естественным правом народа на существование. Защищая таким образом «дело народа», Робеспьер становится символом Революции в ее высшей фазе, радикальной и народной. Метонимически его имя обозначает время массовой политизации, невиданного вмешательства народа и социального созидания; время, которое последующие режимы постараются стереть из памяти. Ссылаться на Робеспьера, значит напоминать, что Революция не завершена, и вернуться к программе, набросанной им в ходе дебатов по Конституции 1793 года: к требованию республики демократической и социальной.

Поэтому, как указывает историк Жан-Нума Деканж^[20], фигура Робеспьера-хранителя сопровождает политическую борьбу всего XIX века и первой половины ХХ. После Термидора Гракх Бабёф полагает, что чтобы оживить демократию, необходимо «возродить робеспьеризм»^[21]. Альбер Лапоннере, инсургент Трёх Славных дней^[22], прилагает усилия для реабилитации того, кого он называет «человеком-принципом». Луи Блан, человек потрясения сорок восьмого^[23], создает пространную «Историю Революции», в которой воздает ему должное. А через два поколения великий Жорес совершенно ясно заявляет: «Здесь, под солнцем июня 1793 г., (…) я – с Робеспьером, и рядом с ним я сяду в Якобинском клубе. Да, я – вместе с ним, потому что в этот момент он выражает интересы всей Революции в целом»^[24].

Робеспьер повторял, что не существует ни демократии, ни свободы без равенства. Он утверждал, что политика это не профессия, требовал, чтобы было ограниченно совмещение магистратур и чтобы был усилен контроль над представителями. Он полагал, что «право собственности не может никогда вступать в противоречие с правом людей на существование», и не признавал, чтобы частные интересы могли бы возвыситься над интересом общественным. Тем, кто желал ответить на бунты законом о военном положении, он возражал, что следует «добраться до самых корней зла» и «выяснить, почему народ умирает с голоду». Жирондистам, горевшим желанием объявить войну всем государям Европы, он напоминал, что свобода не может быть экспортирована «вооруженными миссионерами».

Разумеется, дело не в том, чтобы, – как говорил Матьез еще столетие назад – «возжечь свечи в честь» идола Робеспьера, или чтобы считать его «всегда и во всем правым». Но кто станет утверждать, что такому человеку больше нечего нам сказать?

Примечания

__________________________________________

* Псевдоним докторанта социальных наук – ред.

1. См. в частности: Максимилиан Робеспьер: маска и лицо. О «реконструкции» физического облика Максимилиана Робеспьера. Часть первая. Маска. – Часть вторая. "Реконструкция". – Часть третья. "Диагноз". – перев.

2. Персонаж детективного сериала «Спираль» («Engrenages»), серийный убийца – перев.

3. «Гран-Гиньоль» (фр. Grand Guignol) – парижский театр ужасов, один из родоначальников и первопроходцев жанра хоррор (1897–1963). В некоторых языках (прежде всего во французском и английском) его имя стало нарицательным обозначением «вульгарно-аморального пиршества для глаз» – перев.

4. scenes de fusillade et les decapitations aux noyades – имеются в виду массовые расстрелы в Лионе (fusillades) и массовые потопления в Нанте (noyades) – перев.

5. Pedro J. Ramirez, Le Coup d'Etal. Robespierre. Danton et Marat contre la democratie. Vendemiaire, Paris, 2014. – авт.

6. Ouest-France, Rennes, 10 juin 2015. – авт.

7. В Марселе затея мэра не удалась благодаря протесту граждан, распространивших петицию против переименования – перев.

8. damnatio memoriae – (лат. проклятие памяти) – закон об осуждении памяти в Древнем Риме: особая форма посмертного наказания, применявшаяся к государственным преступникам – узурпаторам власти, участникам заговоров, к запятнавшим себя императорам. Любые материальные свидетельства о существовании преступника – статуи, настенные и надгробные надписи, упоминания в законах и летописях – подлежали уничтожению, чтобы стереть память об умершем – перев.

9. Marc Belissa et Yannick Bosc, Robespierre. La Fabrication d'un mythe, Ellipses, Paris, 2013. – авт.

10. Средства, собранные по подписке, составили менее 15% той суммы, на которой завершились торги, но широкий общественный резонанс и активность граждан побудили правительство Франции воспользоваться предусмотренным законом правом на первоочередное приобретение объектов национального достояния, и недостающие средства были выделены Национальному архиву из государственного бюджета. В настоящее время каждый желающий может познакомиться с этими документами по прекрасно оцифрованным копиям – перев.

11. Аудиозапись лекции Анри Гиймена (Henri Guillemin, 19 mars 1903 – 4 mai 1992), посвященной Робеспьеру – можно послушать, к примеру, здесь. Его перу принадлежит также книга «Robespierre politique et mystique», выпущенная в 1987 и переизданная в 2012. А в 2014 вышел сборник «Henri Guillemin et la Revolution francaise : le moment Robespierre. Actes du colloque organise le 26 octobre 2013 par l’association Presence d’Henri Guillemin» – перев.

12. Alexis Corbiere et Laurent Maffeis, Robespierre, reviens!, Bruno Leprince, coll. «Politique a gauche», Paris, 2012. – авт.

13. Michel Biard et Philippe Bourdin (sous la dir. de), Robespierre. Portraits croises, Armand Colin, coll. «Essais», Paris. 2012. – авт.

14. Philippe Buonarroti, Conspiration pour l'Egalite, dite de Babeuf, La ville brule, Montreuil, 2014. – авт.

15. Jean Jaures, Histoire socialiste de la Revolution francaise, quatre volumes. Editions sociales, Paris, 2014-2015 (1re ed. : 1970). – авт.

16. Herve Leuwers, Robespierre, Fayard, Paris, 2014. – авт.

17. Речь о том, что в мае 1791 Учредительное собрание приняло по предложению Робеспьера декрет, согласно которому никто из депутатов этого собрания не мог в течение двух следующих легислатур (четыре года!) ни избираться в Законодательное собрание, ни занимать государственные должности – перев.

18. Об этом довольно подробно говорила Флоранс Готье в публичной лекции 26 июня 1994 г. «Робеспьер – создатель теории Прав человека и гражданина своего времени» (или здесь) – перев.<

19. Georges Labica, Robespierre. Une politique de la philosophie, La Fabrique, Paris, 2013 (1re ed. : PUF, 1990). См. также: Florence Gauthier, Triomphe et mort de la Revolution des droits de l'homme et du citoyen, Syllepse, Paris, 2014. – авт.

20. Jean-Numa Ducange, La Revolution francaise et l'histoire du monde, Armand Colin, 2014. – авт.

21. Из письма Гракха Бабёфа – Жозефу Бодсону от 9 вантоза IV года (28 февраля 1796): Бабёф Г. Сочинения. Т. 4. М.: Наука, 1982. С. 172 – перев.

22. Имеется в виду Июльская революция 1830 г.: Три Славных дня – 27–28–29 июля 1830. В начале 30-х годов Лапоннере отыскал Шарлотту Робеспьер и уговорил ее записать воспоминания о братьях, Максимилиане и Огюстене (рус. пер.: Робеспьер Ш. Воспоминания. Л.: Госиздат, 1925) , а в 1840 – выпустил первое трехтомное собрание сочинений Робеспьера, тексты из которого, между прочим, были использованы при издании в 1965 русского трехтомника, поскольку Х том Oeuvres completes тогда еще не был выпущен – перев.

23. Луи Блан был активным участником Революции 1848 г., в ходе которой был даже включен в состав Временного правительства, в котором возглавил Комиссию по труду. Свою «Историю Революции» он начал публиковать еще в 1847, а завершил – в 1862. Двенадцать томов русского перевода начала ХХ века доступны здесь – перев.

24. Жорес Ж. Социалистическая история Французской революции. Т. VI. М.: Прогресс, 1983. С. 189 – перев.

---

25 августа. Рисунок Лакоши - или старинный медальон...

Этот железный чеканный медальон ( fer, frappé ) я встретила на Joconde достаточно давно



Согласно информации Музея фаянса г. Невер автором этого медальона является гравёр Жан Бертран Андриё (ANDRIEUX Jean Bertrand, Bordeaux, 1761 ; ?, 1822), и датируется работа последней четвертью XVIII в. (4e quart 18e siècle)
В нижней части медальона - невидимая на фото курьезная надпись курсивом: ARRIVEE DU ROI A PARIS...

Мне этот медальон напомнил одну гравюру середины XIX в.

...попробуем высветлить изображение:



Мне этот медальон сразу же напомнил одну гравюру середины XIX в.



это - самая лучшая репродукция гравюры Легэ по рисунку Лакоши, какая мне встретилась, точнее, фрагмент этой гравюры, - а вот и она целиком:


(кликабельно)

О художнике и гравёре Александре Лакоши (Lacauchie) мне неизвестно практически ничего, кроме того, что он работал в 30-е - 40-е годы XIX века и скорее всего был связан с театром: он является автором громадного количества портретов театральных артистов в образах и костюмах персонажей, роли которых принесли им славу.
Созданная им серия портретных изображений, связанных с Революцией, несколько менее популярна, но по качеству не уступает, на мой взгляд, известной портретной серии по рисункам Раффе (конец 40-х гг. XIX века, для "Истории жирондистов" Альфонса де Ламартина). Можно предположить, что рисовал Лакоши для "Galerie historique de la Révolution française" par Albert Maurin, tome II édition de 1843. - Однако представленная выше гравюра - из более позднего издания, 1849 года, для которого, похоже, все рисунки были отгравированы заново...

В издании же 1843 г. была вот эта гравюра:


(кликабельно)

Вот интересно, которая из двух гравюр ближе к оригинальному рисунку? - И где мог Лакоши видеть медальон Андриё? - или может быть опять - был какой-то общий прототип, который нам неизвестен...

Между прочим, г. Невер, в музее которого хранится этот медальон, - столица провинции Ниверне (и главный город департамента Ньевр), а именно в этой провинции находится городок под названием Десиз...
И еще - на Галлике, среди портретов артистов, оказался единственный (в этом оцифрованном собрании!) пейзажный рисунок Лакоши:


(кликабельно)

Узнаёте?! - Château de Coucy...

---

...знакомый профиль...

Рассматривая портретные гравюры выполненные по рисункам Франсуа Бонвиля, я обратила внимание, что сами его рисунки далеко не всегда являются оригинальными, не всегда выполнены с натуры, и что целый ряд этих изображений имеет прототипами более ранние гравюры, выполненные по рисункам Жана Урбена Герена, в частности – портрет Максимилиана Робеспьера.



Внимательное изучение профильных портретов Робеспьера (в основном – тех, что были собраны Ипполитом Бюффенуаром, а также тех, что представлены на Галлике) подтвердило давнее поверхностное наблюдение, что большая часть этих гравюр имеет некий общий прототип,

и это натолкнуло меня на мысль попытаться собрать здесь профильные изображения Робеспьера, выполненные с натуры

и этим прототипом является, скорее всего, наиболее ранняя среди них гравюра Физижера по рисунку Герена, датируемая 1791; более того, сама эта гравюра существует в нескольких цветных или раскрашенных вариантах (одна из таких раскрашенных гравюр хранящаяся в Москве, в РГАСПИ, была опубликована в 1941 в известном томе «Французская буржуазная революция. 1789-1794»)



- и на еще как минимум трех гравюрах указано, что они выполнены по рисунку Герена



…заметим попутно, что на всех четырех, как и на гравюре по рисунку Бонвиля имя Робеспьера пишется неправильно: Roberspierre!

Все это натолкнуло меня на мысль попытаться собрать здесь оригинальные профильные изображения Робеспьера, те, относительно которых либо известно, либо можно предположить, что они выполнены с натуры.
И оказалось, что гравюра по рисунку Герена абсолютно коррелирует с более выразительным рисунком Моро-младшего


(Лавис, подкрашенный акварелью, музей Ламбине в г. Версале)

Является ли этот рисунок прототипом гереновского? – не могу этого исключить...

К 1791 относится, скорее всего, пастель Жозефа Боза, хранящаяся в музее Версальского замка:



рискну предположить (продолжая давний разговор), что именно этот профильный портрет был выставлен в Салоне в 1791, а не другая пастель Боза, хранящаяся в музее Ламбине: на профильном портрете на Робеспьере черный сюртук с маленьким воротником-стоечкой, как и на портрете работы Аделаиды Лабий-Гийар, и на еще одном портрете работы неизвестного мастера, описываемом как портрет Робеспьера в костюме депутата Третьего сословия; напротив, на пастели из Ламбине костюм Робеспьера очень напоминает тот, что изображен на веере, посвященном Празднику Верховного Существа.

1792 годом датируется рисунок, выполненный физионотрасом, хранящийся в музее Версальского замка



и сделанная с него гравюра



До самого недавнего времени я полагала, что физионотрас – единственное портретное изображение, где на лице Робеспьера отмечены следы оспы, однако на Галлике нашлась прелюбопытная гравюра, относящаяся к 1793



В основе – похоже, оригинальный рисунок – в нижней части овала можно прочитать, что рисовано с натуры в августе 1793, когда Робеспьер председательствовал в Конвенте (он действительно председательствовал с 22 августа по 4 сентября). Но вот что сообщает надпись на гравюре: «Максимилиан Робеспьер депутат Национального конвента и представитель народа при армии под Тулоном»! – Надпись, являющая любопытное свидетельство эпохи – парижский гравёр во второй половине 1793 мог, оказывается, и не знать о том, что в Конвенте заседают два брата Робеспьера!

Датировать еще два рисунка не представляется возможным.

Один из них указывается как работа Фрагонара:



– другой – вероятно, работа Доминика Виван Денона – я не так давно о нем рассказывала:



добавлю лишь, что исходя из жизненных обстоятельств Виван Денона, этот рисунок мог быть сделан скорее всего в 1793-94...

Зато рисунок Гранмезона не просто подписан, но датирован – в заседании Конвента 9 термидора:



Замечу, правда, что судя по фотографии рисунка в Национальной библиотеке, подпись сделана на отдельном листке, прикрепленном снизу к листу с рисунком.

О еще двух рисунках я тоже немного рассказывала; их оба, в большей или меньшей степени, можно рассматривать как фантазию художников, - но художников, которые хорошо знали лично Максимилиана Робеспьера.

Один из них, из бывшей коллекции Викторьена Сарду, приписывается руке Жака Луи Давида



- но даже если предположить, что это правда, видеть Робеспьера на пути к месту казни Давид не мог, поскольку сам тоже уже был арестован...

Другой - творение Доминика Виван Денона (рисунок либо автолитография)



А рисовал Виван Денон с имевшейся у него маски - маски, которую снял с лица Робеспьера Жан Антуан Гудон еще в 1792, - но не могу исключить, что именно благодаря этой литографии Виван Денона маска стала считаться посмертной...

---

Термидор...

---

14 июля! Площадь Республики

Ровно 135 лет назад, 14 июля 1880 года, когда Французская Республика впервые отмечала эту дату как главный национальный праздник, связанный одновременно с двумя знаковыми событиями в истории страны, взятием Бастилии 14 июля 1789 и Праздником Федерации, днем единения французской нации 14 июля 1790, - на Площади Республики в Париже был открыт этот колоссальный монумент. Решение о его создании было принято Национальным собранием годом ранее; работу над монументом поручили архитектору Шарлю Морису и его брату скульптору Леопольду Морису.
Когда-то я показывала два барельефа с историческими сценами, украшающие постамент памятника;

сегодня же хочу показать все двенадцать

сегодня же хочу показать все двенадцать:


20 июня 1789. Клятва в Зале для игры в мяч


14 июля 1789. Взятие Бастилии


4 августа 1789. "Ночь чудес". Упразднение сеньориального режима


14 июля 1790. Праздник Федерации


11 июля 1792. "Отечество в опасности". Начало записи волонтёров в армию


20 сентября 1792. Битва при Вальми


21 сентября 1792. Открытие Национального Конвента и провозглашение Республики


13 прериаля II года Республики. Героическая гибель в морском сражении с англичанами корабля "Мститель"


29 июля 1830. Июльская революция. Свержение Карла Х


4 марта 1848. Революция 1848 года. Провозглашение Республики.


4 сентября 1870. Еще одна Революция. Провозглашение Республики


14 июля 1880


Лев у подножия монумента - на страже всеобщего избирательного права

Фотографии сделаны 23 июля 2010
Все картинки кликабельны

---

...об одном интересном портрете - и о том, как работал Франсуа Бонвиль

Этот портрет попал мне на глаза каким-то совершенно невероятным образом по ходу обсуждения вестиментарных привычек некоторых граждан - в связи с загадками портретов и автопортретов Дюкрё



- Невероятным, потому что повторить путь поиска, еще раз выйти через поисковую систему на страницу сайта японского университета, где этот портрет был в 2009 году представлен на выставке, мне больше не удалось...

Портрет определённо в близком родстве с известной гравюрой Бонвиля - но о работе самого Бонвиля поговорим особо!

Качество отсканированного изображения - а здесь оно значительно увеличено! - побудило меня вновь задаться вопросом относительно его происхождения... Дело в том, что репродукция такой гравюры (?) мне уже встречалась на французском сайте Луизы-Антуанетты,



- а позднее я видела ее на микрофильме в Национальной библиотеке в Париже. На микрофильме информация о технике исполнения и времени создания этого портрета отсутствует, а Луиза сообщает, что это литография, созданная в XIX веке. О литографии как технике, способной передать особенности рисунка, я упоминала в связи с портретными работами Доминика Виван Денона, и судя по репродукции из Японии, это вполне может быть именно литография. Однако кем и когда она была создана? XIX век вызывает у меня некоторые сомнения, потому что этот портрет совершенно определенно находится в близком родстве с известной гравюрой Франсуа Бонвиля



Они определенно имеют некий общий рисунок-прототип.
- Быть может, это исходный рисунок самого Франсуа Бонвиля, который указан на гравюре в обоих качествах - и как рисовальщик, и как гравировальщик? - когда-то я предположила, что набросок к портрету мог быть им сделан 10 термидора либо в Революционном трибунале, либо уже по пути к месту казни: ведь известно, что Бонвиль рисовал, к примеру, общественного обвинителя Фукье-Тенвиля во время суда над ним самим!
- Однако заметим, что подобными зарисовками занимались и другие художники: их немало у Доминика Виван Денона; своего коллегу Клода-Луи Шатле так запечатлел Жан Дюплесси-Берто; а перу Жака-Луи Давида принадлежит известный набросок Марии-Антуанетты на пути к эшафоту...
- В то же время обратим внимание, насколько более формально прорисованы на гравюре Бонвиля складки одежды!
- А что если рисунок, ставший моделью для его гравюры, Бонвиль сделал не с натуры, а воспользовался наброском, который выполнил кто-то другой?

Рисунков самого Франсуа Бонвиля мне найти не удалось, но на Галлике представлено более двухсот гравюр, выполненных либо по его рисункам, либо им самим, либо то и другое вместе. И вот оказалось...



- Это давно уже следовало сделать, поскольку профильные гравированные портреты Максимилиана Робеспьера зачастую очень похожи один на другой, восходя совершенно определенно к некому общему прототипу - и гравюра по рисунку Бонвиля (1796) оказывается зеркальным отражением гравюры по рисунку Герена (1791). С Гереновским рисунком, с которого было сделано минимум четыре разные гравюры, тоже оказывается не все ясно, но об этом в другой раз! - А вот Франсуа Бонвиль, оказывается, рисовал Робеспьера не с натуры... - Проверка еще нескольких известных персонажей продемонстрировала, что не только его, что Бонвиль неоднократно использовал в качестве основы профильные портреты работы Герена, и как правило в зеркальном отражении (впрочем, последнее, возможно, следует отнести на счет гравировщиков)
Не ставлю здесь ссылки на каждый портрет - вы легко их найдете на Галлике среди работ, соответственно, Герена и Бонвиля









Портрет Сийеса интересен не только тем, что смотрит в ту же сторону, что и Гереновский, но еще и тем, что Бонвиль выступает здесь (как и в портрете Сен-Жюста!) не только рисовальщиком, но и гравировщиком, и есть возможность сравнить его технику с работами других



Но еще интереснее в этом отношении - портрет Марата



Среди многочисленных однотипных гравюр, выпущенных после убийства Марата, мне удалось выделить ту, которая, вероятно, является их общим прототипом: ее отличает подпись, в которой указан только год рождения, а значит, она была выпущена еще при жизни Друга народа (другой экземпляр этой гравюры уже содержит сообщение о его убийстве). Две гравюры по рисунку Бонвиля - вновь зеркальное отражение прототипа, но первая из них (в центре) - гравирована самим Бонвилем, - и мы вновь имеем возможность сопоставить технику выполнения гравировальной работы, и оценить, какое она могла оказать влияние на формирование того образа Сен-Жюста, который у него получился...

И вот в контексте всего этого невольно возникает вопрос, а что если напоминающая карандашный рисунок литография, которую я поместила в начале, никакой не XIX век, что если именно она и является тем самым прототипом? - Мне очень трудно представить, чтобы на основе жесткой Бонвилевской гравюры мог быть создан столь мягкий портрет, который с каждым днем мне представляется все более "правильным", и который, к тому же, замечательно коррелирует с другими прижизненными портретами Сен-Жюста



...вот я его "отразила" и поставила в ряд с

малоизвестным рисунком Перрена и с портретом работы Грёза

малоизвестным рисунком А.Перрена, датированным 1793


(ничего не могу найти об этом художнике! - картинка кликабельна),

и с известным только по монохромной фотографии столетней давности портретом работы Грёза: меня всегда впечатляло сходство в пропорциях лица у портретов Грёза и Бонвиля - при радикально отличных образах...


(удалось найти чуть более приличную репродукцию... - кликабельно)



...вот - поставила рядом с портретом работы Адель Романе, именуемой Романи (который ранее приписывался Давиду)



...вот - в ряду с еще тремя портретами - не столь уже впечатляюще,

но один из портретов тоже редко встречается

но один из портретов тоже редко встречается


(к примеру - у меня несколько лет назад - кликабельно)

---

Парижская Коммуна 1871: Пер-Лашез и музей в Сен-Дени

Париж. Монумент Коммуны на кладбище Пер-Лашез.
Последние коммунары расстреляны были здесь...

Когда-то в Советском Союзе одним из праздников, одной из памятных дат, был День Парижской Коммуны: он отмечался 18 марта, в день рождения Коммуны... -

Однако французские левые традиционно отмечают дни памяти Коммуны, памяти кровавой майской недели 21-28 мая...

Однако французские левые традиционно отмечают дни памяти Коммуны, памяти кровавой майской недели 21-28 мая...

Известно, что самые последние бои коммунаров с правительственными версальскими войсками шли 27 мая непосредственно на территории кладбища Пер-Лашез,


(отсюда)


(Bataille du cimetière du Père-Lachaise, peinture de Henri Félix Emmanuel Philippoteaux.)


- и утром 28 мая последние 147 бойцов, взятые в плен, были расстреляны непосредственно у северо-западной стены кладбища


(Alfred Darjou. Dessin de l'exécution des communards le 27 mai 1871 mur des fédérés, cimetière du Père-Lachaise à Paris.)

Здесь же у стены они были похоронены в общей могиле - как и еще более тысячи павших в бою... Общее число погибших в ходе уличных боёв, а также расстрелянных без суда по их окончанию, установить сложно: одним только похоронным командам двадцати округов Парижа власти оплатили счета на захоронение примерно 17 тысяч человек - тех, чьи тела не были востребованы родными или близкими...

А стена та - Стена Федератов - стала местом памяти... - И до сравнительно недавнего времени я полагала, что известный монумент находится именно там, непосредственно на месте расстрела - ведь на камнях так отчетливо видны следы пуль...


(отсюда)

Однако оказалось:


(отсюда: к сожалению, собственных фотографий у меня нет, хотя каждый раз, приходя на Пер-Лашез, прохожу у этой стены - она отмечена на планах кладбища, в отличие от барельефа-памятника...)

Сегодня, 30 мая 2015, в связи с назначенным на 14-30 традиционным митингом, цветов там будет гораздо больше - хоть и не столько, как на фото столетней давности



Самым же впечатляющим мне представляется вот это фото



и эта старинная картина


Ernest Pichio - La Veuve du fusillé (1877; Musée de l'histoire vivante de Montreuil)

...А до знаменитого барельефа я прошлогодним летом таки добралась - пасмурным Парижским утром в день отъезд...
Он находится возле внешней стены кладбища



Монумент, при создании которого действительно были использованы камни из стены, у которой расстреливали последних коммунаров, оказался сравнительно небольшого размера. Подойти к нему можно, если, выйдя из метро Père-Lachaise, повернуть вдоль внешней стены влево от ворот кладбища, - или, если идти со стороны Gambetta, то вправо через сквер, существенно дальше...

А еще - давно уже собираюсь показать большую серию фотографий из музейной экспозиции в Сен-Дени: там, в Музее искусств и истории, располагающемся в помещениях бывшего кармелитского монастыря, постоянная экспозиция, посвященная осаде Парижа и Коммуне 1871 года, занимает сравнительно небольшое пространство самого верхнего этажа...

Мое знакомство с экспозицией началось вот с этого зала

Далее - только фотографии - музейных экспонатов и табличек к ним, если они есть - и почти без комментариев

Далее - только фотографии - музейных экспонатов и табличек к ним, если они есть - и почти без комментариев






































Эта картина напомнила мне, между прочим, известный сюжет эпохи Великой Французской революции

---

Доминик Виван Денон: портреты

Доминик Виван Денон, дипломат и литератор, художник и гравёр, первый директор Лувра и сам страстный коллекционер, по-настоящему стал привлекать мое внимание несколько лет назад, когда mlle Anais показала в ЖЖ весьма любопытный рисунок, найденный на сайте аукциона Кристи:


(сейчас на самой аукционной страничке изображение отсутствует, но ссылка на его увеличение - работает)

Интересен не только рисунок сам по себе, но и та информация, которая его сопровождает.
Вот - описание аукционного лота:
Portrait d'un jeune homme de profil vers la gauche (recto); Portrait d'un vieil homme en buste de profil et esquisse d'un personnage assis (verso)
avec inscriptions 'David' (recto) et 'Ce croquis de Maximilien Robespierre a été fait à la prison de la force [...] par louis david [...]. Louis David donna ce croqui à la Duchesse de Tourzel [...]' (sur une étiquette au dos du montage)
pierre noire, estompe, filigrane cercle surmonté d'une couronne
14 x 9,1 cm.
- то есть, на продажу были выставлены рисунки Виван-Денона, но при этом на прикреплённой этикетке сообщалось, что "этот набросок Робеспьера был сделан Луи Давидом в тюрьме Ла Форс" и что "Луи Давид подарил этот набросок герцогине де Турзель"...
Если вспомнить, что со времени своего возвращения во Францию в 1793 Денон работал с Давидом в качестве гравёра (благодаря Давиду, поручившему Денону гравировку эскизов к "Клятве в Зале для игры в мяч", с последнего было снято обвинение в эмиграции) и копировал многие его рисунки, оказывается понятной возможность такой двойной атрибуции этого рисунка...

Лист напоминает серию нарисованных Деноном портретов деятелей революции

И еще одна заметка к лоту:
Lot Notes
La feuille est à rapprocher d'un groupe de portraits dessinés par Denon représentant des personnages révolutionnaires (voir M.-A. Dupuy-Vachey, 'Quelques têtes de révolutionnaires par Denon (1744-1825)', in Revue du Louvre, 2003, no. 4, pp. 52-9). Une deuxième version, plus faible, du présent portrait est connue: elle porte au dos une lithographie du masque mortuaire de Robespierre et l'inscription 'Dessiné à l'Assemblée par Mr Denon' (J.Baillio, The Winds of Revolution, Wildenstein, New York, 1989, no.86). Pourrait-il s'agir, dans le cas du présent dessin, d'un portrait de Robespierre qui avait le visage grêlé par la petite vérole, comme on le voit dans un autre dessin de Denon du Metropolitan Museum de New York (voir Dupuy-Vachey, op.cit., p.53 fig.1)?

Лист напоминает серию нарисованных Деноном портретов деятелей революции (см. M.-A. Dupuy-Vachey, 'Quelques têtes de révolutionnaires par Denon (1744-1825)', in Revue du Louvre, 2003, no. 4, pp. 52-9). Вторая, более слабая, версия данного портрета известна: это оборотная сторона литографии посмертной маски Робеспьера с надписью 'Рисовано в Собрании г. Денононом' (J.Baillio, The Winds of Revolution, Wildenstein, Нью-Йорк, 1989, no.86). Может ли в случае данного рисунка идти речь о портрете Робеспьера, лицо которого было побито оспой, как оно выглядит на другом рисунке Денона в Метрополитен-музее Нью-Йорка (см. Dupuy-Vachey, op.cit., p.53 fig.1)?

Серию рисунков, приобретенных Лувром можно увидеть на RMN:



с такой вот расшифровкой изображенных персонажей:
En 1794 et 1795. Fouquier-Tinville ; un inconnu; Louis-Claude Châtelet et un inconnu; Jean-Baptiste Carrier, Jean-Jacques Goullin; Georges Jacques Danton; Jacques René Hébert et un inconnu. Sur un même montage huit révolutionnaires français pris sur le vif pendant leur procès ou sur le chemin de la guillotine
(рисунки сделаны во время процесса или по дороге на гильотину)

Литографию маски Робеспьера можно увидеть на сайте Метрополитен-музея


Severed head, said to be that of Maximilien-François-Marie-Isidore de Robespierre (1758-1794), guillotined July 28, 1794 (10 Thermidor, An II)
(только маска в коллекции Виван Денона была не посмертная, а прижизненная, выполненная Жаном Гудоном еще в 1792)

Серия из Лувра позволила идентифицировать незнакомые мне ранее изображения в весьма примечательной макаберной композиции, центром которой является этот рисунок:


(отсканировано в одном из выпусков Бюллетеня ARBR в связи с обсуждением маски Робеспьера.)
Неважного качества изображение сопровождалось прелюбопытным комментарием (фрагмент):
6 флореаля II года, Комитет общественного спасения постановил, что «ДАВИДУ поручается создать костюмы Представителей при армиях». 14 мая 1794, он потребовал, чтобы художник представил предложения по изменению национального костюма и его приспособлению к республиканским обычаям и к характеру Революции.
ДАВИД представил свои предложения 24 мая и получил разрешение их гравировать и раскрашивать. Гравировка была поручена Виван ДЕНОНУ. Вызванный в КОС в полночь чтобы отчитаться в своей работе, Виван ДЕНОН ожидал в пустынной прихожей. Внезапно из зала выходит РОБЕСПЬЕР и, заметив чужака, подходит к бедняге художнику и ледяным тоном спрашивает, «что он здесь делает»? После объяснений ДЕНОНА РОБЕСПЬЕР смягчается, вводит его в зал заседаний и проводит остаток ночи беседе с ним.
ДЕНОН добавлял, рассказывая об этом случае, что в его воспоминаниях он остается спустя столько лет каким-то сновидением. Рисунок, который мы сегодня воспроизводим, является частью серии, выполненной в Революционном трибунале и на площади Революции. Он изображает ФУКЬЕ-ТЕНВИЛЯ, КАРРЬЕ (представлен дважды), ДАНТОНА в Революционном трибунале, ЭБЕРА, парижского епископа ГОБЕЛЯ, КУТОНА и ШОМЕТТА на тележке, которая везла их к эшафоту и РОБЕСПЬЕРА...
Виван ДЕНОН воссоединил эти головы революционеров в странной аллегории. Смешав все фракции, он объединил их вокруг ножа гильотины.
Лезвие гильотины, пронзено и окружено лучами света, чтобы, напоминая о триумфе правосудия, осудить в свою очередь казни.
Кое-кто видел в этом рисунке пародию на изображения христианских мучеников. Какая ирония для великого хороначальника Верховного Существа.

На сайте же Метрополитен-музея несколько позднее обнаружились и другие рисунки:


Georges-Auguste Couthon at the National Convention in 1793


Caricature of Georges-Auguste Couthon (called Aristide, 1756-1794), President of the Convention in 1793, on the way to the guillotine on July 28, 1794 (10 Thermidor, An II)


Portraits of Jean-Baptiste-Joseph Gobel (1727-1794), Bishop of Paris in 1792-93, and Pierre-Gaspard Chaumette (1763-1794), Procurator of the Commune in 1792, sketched on the way to the guillotine, April 12, 1794.

Две серии рисунков, из Лувра и из Метрополитен-музея, доступные в сети (хотелось бы увидеть, что еще хранит последний!), не пересекаются, однако около года назад мне попались на глаза и другие репродукции, и оказалось, что в конце 2013 на еще одном аукционе (chez Boisgirard) было продано пять рисунков Виван-Денона:


«Portraits de Gobel et Chaumette vus de profil gauche»
Plume et lavis brun sur papier chamois
Signé en bas à droite V Denon'
19 x 19 cm
Annoté à la pierre noire en haut: Gobel. Archevêque de Paris', en bas: Chaumette Procureur de la Commune - tous deux sur la charrette - Prairial an 2'


«Portrait de profil droit assis de Fouquier-Tinville»
Pierre noire et rehauts de blanc (piqûres) sur papier préparé chamois à la pierre noire
Annoté en bas: Fouquier-Tainville pendant son jugement'
18,8 x 12,3 cm


«Deux portraits de Carrier (l'un de profil droit et l'autre de face)»
Plume, lavis brun et rehauts de blanc sur papier préparé chamois
Annoté en bas à la pierre noire: Carrier pendant son procès'
12,5 x 18,3 cm


«Deux portraits de Georges Cadoudal vu de trois-quarts»
Plume et lavis brun,
annoté en bas à la pierre noire: Georges Cadoudal'
13 x 18 cm


«Portrait en buste de Danton vu de face et Hébert vu de profil»
18 x 12,3 cm
Pierre noire et encre brune (piqûres) sur papier préparé chamois
Annoté en bas à la pierre noire: Danton au tribunal révolutionnaire et Hébert ou le père Duchesne sur la charrette.

Как видим, четыре из пяти рисунков совпадают с уже нам известными (на страничке последнего аукциона, откуда взята информация о рисунках, можно прочитать и об этом!), но почему-то у всех пяти само изображение оказывается на каком-то непонятном тёмном пятне...

Ситуация, мне думается, прояснится, если вспомнить, что Доминик Виван Денон увлекался новоизобретённым (в 1796) видом печатной графики - литографией! - Мы, люди далёкие от изобразительного искусства, нечасто задумываемся о том, что именно представляет собой та или иная техника графической работы. Между тем, литография оказывается техникой весьма интересной:
На отшлифованную пластину камня, обычно плотного и однородного известняка с помощью жирного литографского карандаша и/или жирной литографской туши наносится исходное изображение.
После нанесения рисунка поверхность камня слегка протравливается кислотным составом. Протравленные участки легко смачиваются водой, но отталкивают литографскую краску, а на места, где был нанесен жировой рисунок, легко прилипает краска, но они не смачиваются водой.
Литографский камень закрепляется в литографском станке. Исходное изображение смывается. Взамен валиком на увлажненный камень наносится печатная краска на основе олифы, пристающая лишь к непротравленным частям камня, в точности соответствующим рисунку. Бумага посредством литографского станка плотно прижимается к покрытому краской литографскому камню или пластине. Таким образом, на оттиске рисунок получается покрытым краской, а фон остается белым.
- Иными словами, художник может рисовать непосредственно на литографском камне, как на листе бумаги, привычными для него инструментами, - и тиражировать свой рисунок, не опасаясь тех искажений, какие неизбежны при перенесении исходного изображения в другой материал/технику. Может и подправить получившийся оттиск - сравним изображения Фукье-Тенвиля или Каррье, - ибо, хотя и оба музея, и аукционист определяют эти листы с изображениями как рисунки (Dessins, Drawings), мне думается, очень велика вероятность, что мы имеем дело с автолитографиями Доминика Виван Денона, печатные листы которых он затем подправлял другими средствами и некоторые - подписывал. Это объясняет, кстати, тёмные пятна на аукционных листах - литографии печатаются жирной краской!
Становится понятным и механизм создания той "гильотинной" композиции, - или вот, еще один лист (увы, не вспомню, откуда...):



Как видим, здесь и рисунки Виван Денона, и известный набросок Давида - Мария-Антуанетта по дороге к месту казни.
Соответственно - рисунок, с которого я начала, может оказаться как литографией Виван Денона по сделанному по памяти рисунку Давида (Давид был заключён в тюрьму сразу после Термидора), - так и зарисовкой самого Виван Денона... - и единственное, что почти не вызывает сомнений - это что изображён именно Робеспьер... (хотя изготовитель постеров и анонсирует всего лишь "Portrait D'un Jeune Homme De Profil Vers La Gauche")

Существует, между прочим, еще один небезынтересный рисунок, также приписываемый Давиду, - и также, если выполнен действительно им, мог быть сделан только по памяти, точнее, по памяти и рассказам очевидцев:


Максимилиан Робеспьер в день своей казни
Этот рисунок также нашла mlle Anais - на сайте The Morgan Library & Museum, куда он попал из коллекции Викторьена Сарду, известного в конце XIX века драматурга, автора, в частности, драмы под названием "Робеспьер", в английской постановке которой блистал сэр Генри Ирвинг, для которого пьеса и была написана (на основе этой пьесы Анж Гальдемар написал одноименный роман).
Подпись в правом нижнем углу этого рисунка - не принадлежит Давиду, - как, впрочем, и на самом верхнем рисунке...

Ну и еще несколько отдельных сюжетов

Ну и еще несколько отдельных сюжетов.

- Известно, что в ходе судебного процесса против Фукье-Тенвиля и присяжных Революционного трибунала, продолжавшегося с 28 марта по 6 мая 1795 года (с 8 жерминаля по 17 флореаля III года) подсудимых рисовал не только Виван Денон; именно там портрет Фукье-Тенвиля сделал Франсуа Бонвиль, но о нем отдельный разговор; а рисунок Жана Дюплесси-Берто запечатлел двоих приговорённых к смерти присяжных:


Châtelet et Le Prieur jurés au tribunal révolutionnaire : guillotinés le 18 floréal an 3 de la République
Клод-Луи Шатле был художником, и вероятно потому привлек внимание свои коллег по цеху (рисунок Виван Денона - в Луврской подборке)

- Мне неизвестно, кого изобразил Виван Денон на этом рисунке


- но A young woman wearing a bonnet holding a child on her lap, after Denon Etching - ассоциируется у меня с Бабеттой...

- Возможно кто-то читал повесть Мариана Брандыса о польском адъютанте генерала Буонапарте Юзефе Сулковском, который погиб во время Египетского похода.


Виван Денон успел нарисовать его незадолго до гибели

(большая часть картинок - кликабельны)

Добавим ещё и автопортреты Виван Денона - все ли они являются таковыми?

---

Доминик Виван Денон: авто_портреты (только?)

Как и многие другие художники, Доминик Виван Денон довольно часто рисовал самого себя. Большая часть рисунков, которые я сегодня показываю, подписаны как его автопортреты (к примеру, номер 1), - но не все, и то, что таким образом не подписано, показалось мне на них похожим - и в то же время не совсем...

1.

и ещё шесть портретов

2.


3.


4.


5.


6.


7.


Как вы думаете, на всех ли семи рисунках изображен один и тот же человек? Если нет, то где - не-Денон? И кто, в таком случае, это может быть?

(почти все портреты кликабельны; ссылок по понятным причинам на сей раз не даю!)

---

портреты и автопортреты: Франсуа-Жозеф Дюкрё

...не менее интересной загадкой является то, каким образом некоторые из автопортретов Дюкрё стали идентифицировать как портреты Робеспьера... - написала я, заканчивая рассуждения о неизвестном ранее портрете Максимилиана Робеспьера.

Речь прежде всего вот об этом портрете - как он был опубликован в книге Ипполита Бюффенуара (Buffenoire H. Les portraits de Robespierre. Paris: Leroux, 1909)



Картина, подписанная как портрет Робеспьера работы Грёза, находилась тогда в коллекции лорда Розбери, однако сам Бюффенуар, публикуя его, выказывает некоторые сомнения относительно персоны на портрете (si c'est bien lui), а Дж.М.Томсон, автор одной из лучших и по сей день биографий Робеспьера (Thompson J.M. Robespierre. T. 1-2. Oxford, 1935), вообще задается вопросом, Робеспьер ли это (but is it Robespierre?). Тем не менее, и по сей день монохромная фотография этого портрета демонстрируется как портрет Робеспьера, украшая в данный момент даже статью в русскоязычной Вики...

Мысль о том, что эта картина на самом деле является автопортретом Франсуа-Жозефа Дюкрё,

принадлежит не мне!

была некогда сформулирована и обоснована редакторами Vive-Liberta! - но от того разговора, кажется, остался в сети лишь слабый намек - с картинкой, которая еще будет здесь использована.

Автопортретов Дюкрё известно достаточно много: художник-портретист нередко использовал собственное лицо для изучения мимических изменений, к примеру, при зевании, - и поскольку такие "гримасничающие" автопортреты встречаются в нескольких вариантах, можно предположить, что они пользовались спросом из-за своей экстравагантности, и неплохо продавались. -- Но существует и целый ряд "традиционных" автопортретов (там, где не указано местонахождение портрета - фото с аукционных сайтов):


(Автопортрет в образе морского офицера (фрагмент). Музей изящных искусств, Руан)






(Автопортрет. Музей Жакмар-Андре, Париж)




(ECOLE FRANCAISE DU XIXe siècle, d’après Joseph Ducreux. Autoportrait de l’artiste)

Сходство последнего среди них - с предполагаемым "портретом Робеспьера работы Грёза" - особенно впечатляет:



- и пусть этот портрет всего лишь копия - но копия именно автопортрета Франсуа-Жозефа Дюкрё!

(UPD 11 мая 2015. Оказывается, еще сто лет назад, в 1913 Луи Откёром было сделано замечание, что это автопортрет Дюкрё, а не портрет Робеспьера:
"Le «portrait de Robespierre» reproduit dans le livre, d’ailleurs fort agréable, de M.C. Mauclair sur Greuze n’est autre que le portrait de Ducreux par lui-même de la collection Ed. André." - Louis Hautecoeur. Greuze. - Paris: Félix Alcan, 1913.. P. 141, note.
Откёр говорит о книге Camille Mauclair. Jean-Baptiste Greuze. Paris: H. Piazza et Cie, 1905.)

Откуда же тогда - Грёз и Робеспьер?

Откуда же тогда - Грёз и Робеспьер? - Атрибуция картины Жану-Батисту Грёзу может быть связана с тем, что учившийся живописи у собственного отца, Франсуа-Жозеф Дюкрё по приезде своём в Париж в двадцатипятилетнем возрасте, совершенствуя свою технику, брал у Грёза уроки письма маслом, и вполне вероятно, перенял его манеру (мысль не моя, а из тех давних разговоров). К тому же Дюкрё очень часто не подписывал свои картины, так что атрибуция их другим художникам случается нередко. Загадкой остается идентификация мужчины на портрете как Робеспьера...

Между тем известно, что Франсуа-Жозеф Дюкрё писал портрет Робеспьера - этот портрет маслом был выставлен в Салоне в 1793. И в сети Интернет можно встретить вот это изображение:


- подписываемое как портрет Робеспьера работы Дюкрё.

К сожалению, узнать местонахождение оригинала и происхождение репродукции - не удается (пока?). Однако граждане редакторы Vive-Liberta! подняли еще один вопрос, поставив рядом два портрета:



Довольно странное сближенье получается! - уж очень много общего у этих двух портретов оказывается... - И кого здесь на самом деле изобразил Дюкрё, и Дюкрё ли? - Обратим внимание, между прочим, как небрежно повязан галстук у мужчины в голубом! - только сей_час заметила это категорическое несоответствие строгим вестиментарным привычкам человека по имени Максимилиан Робеспьер, каким его описывают современники...

Но кроме того - очень большое НО! - Ипполит Бюффенуар показывает как предположительно работу Дюкрё - совершенно другой портрет:


- который описывает как погрудный портрет, в три четверти вправо; в голубом костюме с большими пуговицами и выступающим (ressortant) жабо, в пудреном парике...

И - оба - "портрета Робеспьера работы Дюкрё" - представляются мне совершенно не соответствующими тому образу, который мы видим, к примеру, на гравюре Дельпеша


- портрете, который его сестра Шарлотта считала самым похожим!

Но оба - удивительным образом ассоциируются с немецкой гравюрой 1820, которую я показала несколько дней назад, и которая представляет собой очень сильно деформированную вариацию гравюры Кокере по рисунку Делапласа



И кто знает, может быть когда-то кому-то и показалось, что приведенные здесь портреты - похожи на ту гравюру...

А может - все это просто плод моей фантазии...
Как вы думаете?